Как готовятся к матчам телекомментаторы? Нужно ли им скрывать клубные симпатии? Какие слова желательно не употреблять в репортажах? Об этом и многом другом читателям «ССФ» рассказывает известный спортивный журналист Виктор Гусев.
– Известные комментаторы прошлого
говорили, что подготовка к матчу не должна превышать получаса. Если
больше – надо уходить из профессии. А у вас как?
– Начнем
с того, что ты готовишься все то время, что у тебя есть
перед игрой. Если матч отдельно стоящий, то ходишь, занимаешься своими
делами и на протяжении многих дней понемногу о нем думаешь. Если
это чемпионат мира или Европы, где матчи следуют один за другим,
то подготовка в большой степени заключается в том, что
ты смотришь другие игры турнира, живешь его жизнью. Настраиваешь себя
на волну предстоящей игры.
Сесть и готовиться? Да, сажусь, что-то выписываю: самые интересные вещи. Но поймал себя на мысли, что срабатывает школьный эффект шпаргалки. Пишешь, листок с заметками лежит перед тобой во время матча, но ты понимаешь, что все и так осталось в голове. Со временем такой навык выработался. Если записано, что возможна дуэль относительно невысокого центрального защитника с высоким форвардом, у тебя уже в голове цифры – 182 и 190 сантиметров. Смотреть на все эти данные во время репортажа времени нет.
Ну и, конечно, губительный путь – придумывать до репортажа какие-то шутки. Это просто не проходит. Если шутка заготовлена, ты невольно начинаешь подгонять под нее репортаж. И это все только портит.
– Иногда говорят: нет разницы,
что комментировать – финал «Кожаного мяча» для мальчишек или финал
чемпионата мира. И там, и там – футбол.
– Нет,
это не так. Готовиться надо! Знать всю самую свежую информацию. Ну,
например, какая-то зарубежная лига. Молодой защитник ошибается. И знающий
всю подноготную местный режиссер показывает сидящего на трибуне ветерана,
на чье место вчера пришел этот парень. Сказать на этом крупном плане
что-то вроде: «Болельщики переживают за своих» – большая ошибка.
– Успех работы комментатора
не в последнюю очередь зависит от того, насколько удобно
расположена комментаторская позиция.
– Для
начала нужно разделить стадионы на те, где работа идет из отдельно
стоящей закрытой комментаторской кабины с работой на чемпионатах мира
и Европы, где для комментаторов выделяется сектор на трибуне. Где
мы сидим как сельди в бочке. Отделенные пластиковыми перегородками. Справа
от тебя японец, слева – бельгиец. Стоит маленький монитор, потому что
большой туда и не влезет. Компьютеры со статистикой или
же другой монитор, по которому ты следишь за параллельной
игрой, как это бывает в последних турах группового этапа. Это одна
история. Там, даже если посадят немного высоко, все равно удобно. Стадионы
обычно футбольные, и это – по центру. И здесь особых
проблем нет.
Наверное, для меня самая большая проблема – когда приходится комментировать с высоты птичьего полета. Плюс у нас, как я уже сказал, маленькие мониторы. В отличие от телевизоров у зрителей, которые сейчас могут смотреть футбол на больших плазменных экранах.
– Отсюда, видимо, и фраза:
«Оставим это на усмотрение арбитра»?
–
Конечно. Не потому, что ты боишься сказать, был офсайд или нет, была
рука или нет, а оттого, что по тому повтору, который ты видел
на крошечном экране, невозможно сделать точный вывод. По большому
счету монитор лишь позволяет комментатору ориентироваться в том, какую
картинку в конкретный момент матча видит телезритель. И все.
Всегда любил комментировать со стадиона «Торпедо». Он такой вроде был малоприспособленный. Можно было сидеть в комментаторской кабине, и откуда-то лилась вода прямо под ноги. Но там все было близко – поле, тренеры, скамейки запасных. Мог проходить мимо Гус Хиддинк, открыть дверцу кабины и сказать: «Привет, Гус!». И я ему отвечу: «Привет, Гус!». Мы так с ним общались. Жалко, что эта арена, удобно расположенная, с такими традициями, никак не превратится в нормальный стадион. Правда, слышал тут, что лед тронулся... Хорошо бы!
Очень комфортно было работать – неожиданно вспоминается – в Харькове, на чемпионате Европы 2012 года. Насколько там было все не готово вокруг стадиона «Металлист» – разрыто, грузовики и экскаваторы не успевали доделать свое дело, настолько удобной была комментаторская позиция. Помню, комментировал там матч Германия – Голландия.
Достаточно высоко, чтобы оценить тактику. Достаточно низко, чтобы увидеть эмоции футболистов, номера на футболках.
Не говорю сейчас о великих стадионах, где, кстати, не всегда все здорово для нашего брата. Просто вдруг пришли в голову не самые очевидные примеры.
– А что скажете про стадион
«Динамо», ведь вы никогда не скрывали, что с детства болели
за бело-голубых?
–
Надеюсь, что на строящемся сейчас «Динамо» все будет по-новому. При всех
потрясающих традициях этой арены, при всем благоговейном отношении – все
мы помним кадры хроники, как Вадим Синявский поднимается
по ступенькам – на старом стадионе стекла кабины были или
мутные, запятнанные, или запотевшие в другое время года. И летом там
было довольно жарко. Помню, как-то раз мы комментировали, каждый для
своего канала, втроем в разных кабинах – Илья Казаков, Василий Уткин
и я. Один, общий для всех, пульт кондиционера. И был
он в руках Васи. Поэтому мы с Ильей зависели от того,
как себя чувствует наш коллега. Ему становилось холодно – он добавлял
тепла по своим ощущениям. Становилось жарко – делал прохладнее.
– Первым из стадионов
грядущего чемпионата мира вступила в строй спартаковская арена
в Тушине…
–
Я работал на «Открытии Арене». Кабина, как часто бывает, немного
сбоку, немного высоковато, но просторная. Впрочем, на чемпионате мира
для комментаторов, конечно, выделят сектор. А вообще там очень удобно
смотреть футбол с любого места. Это один из лучших стадионов,
на которых я когда-либо работал. Или был как зритель. Ходил туда
и на рок-концерт. Наконец появилась арена с ощущением театра.
Надеюсь, оно возникнет у меня и на новом армейском стадионе, где
я пока не был, и на моем любимом «Динамо».
– Виктор, вам наверняка
приходилось работать в экстремальных условиях?
– Да,
в Албании комментировал из кабинета директора стадиона. Прихожу перед
матчем сборных на арену. Мне говорят: «Пожалуйста, в кабинет». Думаю:
«Зачем мне знакомиться с директором?» Его нет тем более. «Что,
подождать?» – «Да нет, вы отсюда будете вести репортаж». И я,
сидя за его столом, комментировал по телефону, глядя на поле
сквозь зарешеченное окно. Есть даже видеосвидетельство. Наш оператор Максим
Артемов снял, как я высовываюсь сквозь прутья. Этот план вошел
в отчет для программы «На футболе», выходившей тогда на Первом
канале.
А в Андорре мы сидели с местным комментатором на высоком насесте. Туда поднимались по лесенке. Вся эта конструкция нависала над скамейкой нашей сборной, которой тогда руководил Олег Романцев, и весьма ощутимо шаталась. В итоге, когда мы после матча спустились, она рухнула. Это был 99-й год, когда Онопко забил два мяча – и мы выиграли 2:1.
С Сергеем Кирьяковым комментировали с примерно такой же конструкции выездной матч сборной с Израилем, когда наши победили 4:0.
– А случалось
ли комментировать, находясь в гуще болельщиков?
–
И не раз. Помню, команда Анатолия Бышовца в Гранаде проиграла
товарищеский матч испанцам – 0:1. Я был пресс-атташе сборной,
но должен был и комментировать. Поднялся на главную трибуну, где
стояли основные камеры, и начал искать позицию. И тут мне кто-то
сообщил, что работать надо, оказывается, с другой стороны.
И я побежал, оставалось пять минут до начала. Там выяснилось, что
не только нет комментаторской позиции, монитора и наушников,
но и сам микрофон надо вытягивать из пола, на трибуне, стоя
среди болельщиков. Они расступились, я его вытянул, он был
на такой пружине. Весь матч стоял в толпе и работал.
Похожая история была на игре «Балтика» – ЦСКА. В тот год, когда Владикавказ претендовал на чемпионство. Принципиальный матч, так как «Алании» было очень важно, чтобы армейцы потеряли очки в Калининграде. Это я объясняю, почему вдруг Первый показывал не топовую встречу. Тогда в ЦСКА как раз только появился бразилец Леонидас. Кстати, забил. Но этого не хватило, москвичи проиграли. Так вот, на калининградском стадионе не было комментаторской кабины, и мне выдали такую палатку красно-желтого цвета. Я сидел на трибуне под этим «навесом», и народ вокруг слышал мой репортаж. И как только возникала спорная ситуация, трибуна замолкала и поворачивалась ко мне – мол, и какая будет оценка решения судьи? Я же приглушал голос. Всякое могло быть.
– Вы сторонник какой линии
поведения – тесного общения за пределами стадиона с футболистами
или же сохранения дистанции?
–
У меня со многими хорошие отношения. Со Станиславом Черчесовым
уже очень давно и часто общаемся. Но если сближаться
с действующими футболистами, то в репортаже ты, зная
о каких-то проблемах в семье, например, будешь неизбежно
сочувствовать. Нет, ты не станешь в эфире рассказывать
об этих вещах, но будешь подспудно, для себя объяснять те или
иные действия игрока на поле привходящими факторами. И это может повлиять
на объективность репортажа. Из-за этого, кстати, когда в середине 90-х работал в ХК ЦСКА,
отказался комментировать матчи армейцев.
– Слово – не воробей.
Были случаи, когда сожалели о сказанном в микрофон?
– Всем
памятна история с Романом Широковым. Плохая игра нашей сборной, как это
часто бывает, сказалась на оценке работы комментатора. И поэтому,
когда прозвучала фраза «Широков – это не уровень сборной»,
расстроенные происходящим телезрители не обратили внимания на то, что
я давал ему такую оценку исключительно как защитнику. В том
матче – а это была стартовая игра
Евро-2008 с Испанией – он был поставлен на место
Сергея Игнашевича. На мой взгляд, одна из немногих ошибок Хиддинка,
у которого было много хороших решений. Когда в итоге Павлюченко забил
с подачи Широкова, я сказал: вот место Романа на поле.
Но на это уже никто не обратил внимания.
Кстати, думаю, многих людей с самого начала репортажа разозлили слова Акинфеева, которые я процитировал. Игорь в прессе намекнул на то, что это не самый важный матч нашей сборной на турнире. И Акинфеев, как я сейчас понимаю, и у меня есть подтверждение от Хиддинка, тем самым невольно выдал настроение Гуса. Тот, готовя сборную к чемпионату, понял, что в стартовом матче с испанцами нам сложно на что-то рассчитывать. Но он и не столь важен для итогового выхода из группы. Надо подводить команду к главным встречам. Так и получилось.
Четыре года спустя, тоже на Евро, Дик Адвокат все спланирует наоборот и получит отрицательный результат. Ну а Широков, уже с бронзовой медалью на шее, не подал мне руки в ответ на мою протянутую. Впрочем, потом все разрешилось. Мы с ним встретились на хоккее. Нормально поговорили и поняли друг друга. Между прочим, позже в интервью Хиддинк сказал, что, если Широков хочет быть в сборной, ему надо выходить на... соответствующий уровень. Что Роман с большим успехом и сделал.
– Случались ли репортажи,
которые в конечном итоге не состоялись?
–
В первую очередь вспоминается несостоявшийся репортаж со стадиона «Динамо»
об отборочном матче нашей сборной со Словакией. В сентябре 2004-го. Но тогда было
не до футбола – трансляцию отменили из-за трагедии
в Беслане.
На памяти и товарищеский матч в Бразилии в ноябре 1998-го, последняя игра сборной при Бышовце. В дальнюю поездку не были отпущены игроки «Спартака». Получилась, как сказали бы раньше, этакая «сборная клубов». Хотя, с другой стороны, именно тогда в команде, например, появился Александр Панов. Помню, во время поездки Никите Павловичу Симоняну исполнилось 72, но он вовсю играл с нами в пляжный футбол. Местные мальчишки на Копакабане смотрели на это, вытаращив глаза.
Сам матч проводили на севере страны, в Форталезе. Летели одним самолетом с бразильцами. Вандерлей Лушембургу был тогда их тренером. И я снова должен был на какое-то время отойти от обязанностей пресс-атташе и откомментировать матч. Но когда пришел на гигантский стадион, кабина напоминала каменный склеп. И внутри не было ничего. «А вы что, не привезли с собой оборудование? – спросили меня бразильцы. – Вон, посмотрите, у немцев все свое». Почему-то немцы показывали ту игру. Мобильного тогда у меня не было, и один сердобольный бразилец предоставил свой. «Набирайте Москву, но у вас – ровно минута!» Этого хватило только на то, чтобы сообщить, что вести репортаж не смогу, и на то, чтобы передать подстраховочному комментатору Андрею Голованову состав нашей команды. Увы, проиграли тогда крупно – 1:5.
– Но были и матчи
прерванные, незавершенные…
– Да,
отборочный, со сборной Грузии, когда в разгар игры погас свет –
и норвежский арбитр встречу остановил. Авария. После матча меня пригласил
к себе Котэ Махарадзе. У него дом был, как дачный участок,
в самом центре Тбилиси. Мы зашли, Софико Чиаурели, его жена. Накрытый
стол. Мы сели, подняли бокалы, Махарадзе успел сказать, какое это
безобразие – срыв матча, позор для Грузии, и тут мне сообщили, что
нужно срочно ехать и прокомментировать ситуацию для телевидения
в корпункте Первого канала в Тбилиси. Когда я отработал,
возвращаться уже не имело смысла. Но мы договорились встретиться,
Махарадзе сказал, что приглашение остается в силе. Я вскоре уехал
на съемки программы «Последний герой», а когда вернулся, узнал, что
он умер.
– Махарадзе остался в памяти
многих как мастер образного русского языка. На днях в интернете
появился список слов, выражений и словосочетаний, которые отныне запрещены
на спортивном канале. Как вы относитесь к появлению такого
стоп-листа?
–
Правильный список. Давно пора было убрать из комментаторского языка «подопечных»,
«питомцев», «наставников». А как резало слух залихватское:
«коллектив» – вместо «команды». Предложил бы аккуратнее использовать
выражение «в исполнении». Если «удар в исполнении» (хотя почему
не просто: «удар такого-то»?) – еще так себе, то вот «свисток
в исполнении судьи»... Ну а «реакция в исполнении
болельщиков» – это вообще ужасает. А как вам фраза: «вполне себе
неплохая игра» – особенно в выпуске новостей?!
Отказался бы от выспренной «старославянской» лексики, слов: «давеча», «намедни», «тем паче», «дескать», которые мешают, отвлекают, выбиваются из стилистики динамичного репортажа. Убрал бы еще и возникшее непонятно откуда обращение по имени-отчеству и при этом на «ты» к коллеге по репортажу: «Иван Иваныч, как ты думаешь?..» По-моему, это стиль общения работников обкомов партии советских времен. Как и: «обмозгуем», «это надо перекурить». А еще: «картина маслом», «крайний раз»...
Вообще мне кажется, что общее имя для всего этого – претенциозность. Так как подчас подобные вещи используют коллеги, в действительности хорошо знающие русский язык.
Ну а про столь полюбившееся сейчас довольно многим дурацкое «как раз таки» уже даже написали некоторые лингвисты. Они считают, что этот паразит пришел на место, к счастью, уходящим в небытие «на самом деле» и «как бы». Но скоро последует за ними.
Рад, что авторы списка не включили в него слово «сейв». Раньше его не использовали, потому что не было соответствующей графы в гораздо более бедной, чем сейчас, статистике. А для репортажей хватало глаголов: «спас», «отбил». Теперь существительное понадобилось, но в русском языке нет подходящего аналога. «Спасение» – как-то не звучит.
– Надо передавать эти мысли
молодежи. Тем более что Первый канал открыл школу комментаторов. Вы там
преподаете?
– Да,
с недавних пор. Группа 17 человек. Это ребята, у многих
из которых есть журналистский и профессиональный опыт в разных
видах спорта, многие из них претендуют на то, чтобы стать
многостаночниками, комментаторами-универсалами, то есть людьми, которые
очень востребованы во время Олимпийских игр. Произвели очень хорошее
впечатление. Потом дал им задание по пять минут прокомментировать
куски матча Россия – Гана. И это было большим контрастом с тем,
что я слышал, общаясь с ними. Мы начали обсуждать работу,
и тут они снова были хороши: анализировали, с юмором отмечали свои
недостатки. И в итоге сами сказали, что даже за эти пять минут
поняли, какая это сложная работа – комментировать из кабины.
А не оценивать игру, лежа на диване.
– И возвращаясь
к стоп-листу. В нем фигурирует выражение «с гуся вода»…
–
Не могу комментировать как лицо заинтересованное.